Хотя такого с ним никогда раньше не случалось, Дик сразу узнал все симптомы. Черты лица Элайн, каких-то полчаса назад казавшиеся вполне обычными, теперь сделались неповторимы. И ведь даже не все в ней было красиво — уши, к примеру, но это только еще больше заставляло его замирать от радости и умиления. Оценить ее очевидные плюсы мог любой другой, а он любил в ней все!

Отчасти такие мысли обескураживали Дика — не было в них ни резона, ни логики. Но все остальное его существо радостно их приветствовало и вызывало новые, еще более нелогичные и безрассудные. Сможет ли он быть для нее слугой — ухаживать за ней во время болезни, купать в ванне, кормить, одевать? Да, и с великой радостью! Отдаст ли он за нее жизнь? Тут Дик сперва поколебался, но потом, охваченный очередной волной новых чувств, твердо ответил: да, отдаст! И тогда его охватил ужас. Ведь любовь — страшное чувство, если оно может принудить тебя к самоуничтожению. Но весь этот ужас каким-то странным образом соединялся с его радостью.

— Я целые годы даже не вспоминала об аптеках, — стала оправдываться Элайн. — Все получилось так неожиданно. — Она снова огляделась, кусая губы. — «Печеночные пилюльки Картера». О Господи! А вот и фонтанчик. Хотя он наверняка не работает.

Девушка смотрела на грязный мраморный прилавок, перед которым стояли высокие табуреты, а позади висело зеркало.

— Не работает? — переспросил Дик.

— Ну, в смысле, что там теперь не налить газировки, и все такое. Но может, там хоть есть просто вода? Я страшно хочу пить.

— Сейчас гляну, — сказал Дик и быстро пробрался к прилавку. На металлической плите с прорезью нашел два крана и отвернул оба, но ничего не вышло. — Нет, сухо. — Потом в полуоткрытом отделении шкафчика за прилавком заметил бутылку и достал ее оттуда. — Но тут есть имбирное пиво.

— Ой! Вот было бы чудно!

Дик открыл бутылку и ополоснул пивом два стакана. Потом налил их и принес к столику. Элайн мило улыбнулась.

— Немного выдохлось, правда? Но все равно чудесно, — тут же добавила она и глотнула еще. Потом поставила стакан. — Знаете, я так рада, что вы меня нашли. Я сразу вас узнала. И как камень с души упал!

— Правда?

— Ну конечно! У вас очень запоминающееся лицо. Я вообще хорошо запоминаю лица. На вид вы такой… такой серьезный и честный. А еще у вас брови очень густые и так, — она покрутила пальцем, — приподнимаются к вискам. — Девушка улыбалась Дику, но глаза ее туманили слезы. — Просто я помню одного парня с точно такими же бровями. Его звали Джимми Боуэн. Вы мне его немножко напоминаете.

Радость Дика несколько смазал укол подозрения.

— А где это было?

— Еще в Данровине, в поместье мистера Краснова. Отец занимался там тепличным хозяйством. Хотя про теплицы вы, наверное, не слышали — теперь такого нет. — Девушка снова погрустнела. — Мы с Джимми хотели пожениться, но папа решил, что он мне не пара. А потом появился мистер Синеску. Он меня заметил и привез сюда. Только тут тогда еще почти ничего не построили. Было только одно большое здание на вершине горы. — Тут она чуть заметно вздрогнула. — Мне уже потом сказали, что мистер Кроуфорд собирался на мне жениться. Наверное, я и сама об этом догадывалась. Оттого и впала в летаргию.

— В летаргию? — переспросил Дик. Завороженно слушая девушку, он вынужден был прерваться на этом слове.

— Ну да. А разве вы не знали? Просто скандал какой-то! Ведь я проспала целых семьдесят с лишним лет! Кажется, с человеком такого не случалось. Хотя мне сказали, что такое бывает у лягушек. Вот я и спала. А проснулась… ага, сейчас вспомню… недели три назад. Я просто поверить не могла, пока мне все это не показали… — Элайн обвела рукой вокруг себя. Глаза ее взволнованно блестели, а белые зубки светились в полумраке. — Все было как во сне.

— Так вы хотите сказать, вас не двоячили? — недоверчиво спросил Дик.

— Да нет же! Они вроде бы собирались, но я сначала уснула — и уже было никак. Понимаете? Надо же какое счастье! Мне совсем не хотелось бы, чтобы меня двоячили. А вам?

Дик отрицательно покачал головой. До него наконец дошло. Девушка думает, что она и есть настоящая Элайн. Отказывается поверить, что она двоячка. Вот почему она придумала эту историю про летаргию и сама убедила себя в ее правдивости. Было тут что-то трогательное. Но это же напомнило Дику и о том, что он усиленно пытался забыть.

Ведь это четвертая Элайн. Ей двадцать три года. А три предыдущие умерли в двадцать пять.

Но теперь все будет по-другому, яростно убеждал он себя. Самое пакостное в том, что неизвестно, от чего умерли те трое. Может, что-то при родах. Или это уже сидит в ней сейчас, но она ничего не чувствует. Кто знает, может, это и можно вылечить, если хорошенько постараться. А уж он-то постарается.

В любом случае цепь уже разорвана — Элайн никогда не выйдет замуж за Оливера. О многом надо будет позаботиться, когда они двинутся дальше. Надо будет вывести Элайн отсюда, не наткнувшись на Стражу, как-то тайком вызволить ее из Орлана… а быть может, вдруг понял он, и вообще с этого континента. Брать ее сейчас в Бакхилл небезопасно. Может, потом, через несколько лет… Дик на мгновение представил себе возмущенные лица матери и отца. «Но кто ее родители? Уж не хочешь ли ты сказать, что она двоячка? Рабыня?»

Мысли эти пришлось немедленно отбросить. Сейчас просто смысла нет об этом задумываться. У него и так забот полон рот. Эх, если бы он только не влюбился в нее как последний дурак… Дик мысленно прикинул, как здорово все могло бы выйти: он передает девушку Придворным властям, его удостаивают похвалы за благоразумие — быть может, даже сам Вождь… Почести, высокая должность, дальнейшее продвижение по служебной лестнице. И все это не само по себе — все как подпорки к той стене, что хранит мощь и безопасность Бакхилла…

Дик чуть было не заколебался. И вдруг увидел, как Элайн грустно смотрит на него своими спокойными зелеными глазами. Странно, как же странно! Глаза ее всегда говорят больше, чем язык! И все бакхилловское благоразумие полетело туда, куда ему и дорога.

Но тут у двери послышалось негромкое шарканье. Дик резко обернулся — аж сердце захолонуло — но это оказался всего-навсего горгулья Френкель. Вернее, сразу два Френкеля — оба в серых джемперах и с сумками в руках.

Дик сразу успокоился. Френкели, естественно, невооружены, а никакой охраны за ними не появилось. Наверняка их послали в подземелье с каким-нибудь ерундовым поручением. К примеру, достать из-под земли некоторые экспонаты коллекции Вождя. И в то же время странно было встретить кого-то еще в этом мрачном нежилом лабиринте… Странно было и то, как медленно оба Френкеля двигались — словно водолазы. Важные выражения их лиц не менялись, но как бы расцветали навстречу Дику с каким-то ослепительным значением. Глаза, носы и рты уродов были словно с подсветкой. Забывая, кто он и где, Дик мог только смотреть и смотреть на горгулий, пытаясь разгадать их загадку.

Последнее, что он услышал, был звук, что вселил в него смутную и запоздалую тревогу. Звук, который он давно уже слышал, но почему-то не замечал. Тихое и непрестанное шипение улетучивающегося воздуха.

Глава 18

Они с Адамом плыли над самой глубокой впадиной в озере; и тут Дик, бравады ради, прыгнул с лодки — вниз, вниз, к смутно мерцающему зеленому дну, заросшему длинными липкими водорослями. А теперь он всплывал обратно, но путь был слишком долог — дно лодки казалось крошечным светлым пятнышком высоко-высоко над головой. И к этому пятнышку Дик, похоже, почти не приближался. Он с трудом заставлял себя толкаться неторопливо и размеренно. Ноющая грудь уже помимо его воли сама пыталась вдохнуть. Тогда Дик изо всех сил сцепил зубы и зажал двумя пальцами нос. Бешеный стук в ушах — и…

Задыхаясь и дрожа, он очнулся. Сон был столь ярок, что Дику еще какое-то время казалось — ледяная вода стекает с его волос. Потом он увидел вокруг себя незнакомую белую комнату и ощутил под спиной жесткую койку. С голого потолка светил старый люминит. Вокруг слышались шаги, шелест бумаги. Потом к нему кто-то подошел. Оказалось, Френкель.